ТЯЖЕЛАЯ НОША ГОРОДСКОЙ ВЛАСТИ

Медиа-воздействия сегодня активно используются на уровне городов (что понятно на приведенных выше московских примерах) для того, чтобы решать как проблемы развития, так и проблемы политической или управленческой конкуренции. Именно крупные города и, особенно, столицы, являются зонами максимальной концентрации людей в стране вообще, и человеческого капитала в частности. Чем выше качество и количество человеческого капитала, тем выше вероятность критического отношения к действиям власти, к ее сообщениям, к ее усилиям по продвижению собственных смыслов и образов и подавлению или цензурированию сообщений ее политических противников.

В отличие от неурбанизированной территории, жесткие методы манипуляции – цензура, фрейминг, persuasive signaling – дают, как правило, долгосрочный отрицательный результат в современной городской среде. Условно говоря, в социально плотной городской среде, особенно такой насыщенной медиа, как столица, невозможно без специальных, прежде всего силовых действий подавить неудовольствие – которое естественным образом является продолжением того самого разнообразия современной городской медиа-среды, о котором мы говорили выше. Причина этих сбоев – в плотном, коммуницирующем внутри себя обществе, слишком велика вероятность внешней утечки информации, появления негативных поводов для общественного диалога на повышенных тонах (вплоть до массовых протестов), появления «третьих сторон» в информационном обмене между источником медиа-воздействия и потребителями-реципиентами.

«Третья сторона» – критики, эксперты, оппозиционные политики, глобальная информация и сравнительные данные, доступные на экране компьютера при малейшем желании потребителя –  увеличивает вероятность вскрытия манипуляции на частном уровне. Хотя каждый отдельно взятый факт «разоблачения» медиа-воздействия не является решающим, в концентрированной городской среде постоянное вранье, манипуляции, применение методов агрессивного медиа-воздействия рано или поздно (скорее рано) создадут сильную ответную реакцию; на место придуманных, внедренных фреймов вернутся основные, этически обоснованные.

Учитывая эти особенности, городские медиа-каналы могут эффективно организовывать горожан, формируя как базу поддержки, так и базу сопротивления тем или иным политическим, социальным или поведенческим практикам. Однако они обязаны – и это важнейший принцип сегодня – строить эту «пропаганду, агитацию и организацию» на реальном спросе, на реальном интересе своих аудиторий, проверенных методом социального диалога.

В первую очередь речь идет о том, что медиа в городе могут, в рамках ленинской концепции партийной прессы, выступать не только «коллективным пропагандистом и агитатором, но и организатором»^[1]. Рассматривая отношения СМИ и общества, лидер большевиков увидел свойства массовой информации, которые до него мало кто так точно артикулировал: ориентированные на социальный результат – в случае Ленина, пролетарскую революцию – медиа-коммуникации могут и должны использовать методы информационного принуждения (пропаганду, рекламу идей, агитацию – в отличие от «буржуазных» медиа, которые придерживались принципов «информирования» и разделения информации и мнений), и не должны забывать о возможности организации своих аудиторий для осуществления деятельности по изменению общества.

СОПРОТИВЛЕНИЕ МЕДИА И МЕДИАМОБИЛИЗАЦИЯ

 Современный медиа-потребитель не готов, как его предки, внимать исключительно «голосу большого брата из ящика». Как уже было отмечено ранее, еще 20 лет назад исследователи коммуникаций насчитывали не более 15 типов медиа-носителей, с помощью которых можно было донести информацию, управляющие сообщения или ценности до массового потребителя. Сегодня количество носителей, обладающих разной природой, способом распространения и поддерживающих разные типы коммуникаций (не только вещательную, но и интерактивную) насчитывается более 80. Некоторые из них – прежде всего традиционный веб-серфинг – обладают огромными, ранее неизвестными «вложенными» возможностями, начиная от социальных цифровых сетей и заканчивая столь сложными вещами, как блокчейн-технологии или медиа-социальный инжиниринг.

Конечно, при зауженном взгляде, в особенности на не-демократические общества вроде российского, может показаться, что утверждение про «голос большого брата» – это явная недооценка мощности телевизионного вещательного канала как метода управления общественным мнением. Однако разница между состоянием, условно говоря, 1985 года и 2016 года более чем заметна. Гражданин и горожанин тридцатилетней давности имел очень небольшой выбор в части медиа-потребления. Часть этого выбора была «исторической» – театр, кино, музыка; часть – индустриальной – печатные издания, и лишь телевидение и отчасти радио представляли медиа вещательной эпохи. Практически все регулярные медиа-сообщения проходили цензуру КПСС, были идеологически стерильными и не допускали интерпретации (не то, что критической, а вообще) заложенного в них смысла. «Свободная зона» массовой и групповой коммуникации была представлена сам- и там-издатом (что, напомню, вполне было уголовно наказуемо в СССР), а также разного рода неформальными клубами, которые по странной причине решили допустить и даже организовать для выявления диссидентских настроений в социальных группах, отличных от творческой интеллигенции. Внешние коммуникационные каналы были заблокированы «глушилками», интернета не было даже в мечтах, межличностный обмен с глобальным медиа-пространством был строго ограничен по критерию политической лояльности. «Мнение большого брата», увы, было единственным, как в том анекдоте про речь Брежнева по всем каналам ТВ: когда человек переключил на 6-й, последний канала советского телевизора, Леонид Ильич отвлекся от чтения «сиськи-масиськи» и грозно сказал – «Я тебе попереключаю».

Масс медиа конфигурация 2017 года предполагает сложное, многоуровневое сочетание вещательных коммуникаций, интерактивных медиа, горизонтальных/социальных медиа, «отвлекающих» медиа, –  и ее фундаментальное отличие от предыдущей эпохи именно в том, что единого источника сообщений больше нет и никогда не будет. Для горожан это означает только одно: естественное разнообразие, которое создано городской средой, пространство диалога и обсуждения, которые составляют суть и смысл городского самоуправления со времен греческой агоры, теперь не просто признается медиа-средой, но и всячески поддерживается и оснащается техническими возможностями.

Уже два десятилетия для него является нормальной практикой обсуждение полученного сообщения в тех или иных форматах социального интернет-общения. Вещательная модель была эффективна там, где обсуждение полученного сообщения ограничивалось семьей, в крайней случае соседями или сослуживцами в курилке. Применительно к городской среде, можно сказать, что «старые медиа» – это инструменты малых, дисперсных городских поселений, которые на время оказались эффективными в больших городах-переростках. По мере того, как технологии коммуникации развивались, сформировался и укрепился спрос на диалог с медиа-коммуникацией

Развитие цифровых коммуникаций и сервисов (точнее, фактическое слияние медиа-коммуникаций и сервисов в цифровых мобильных устройствах – смартфонах) позволяет принципиально изменить отношение к «контенту города», обеспечив горожан не только информацией, но и связанными сервисами – включая те, которые основаны не на частном, а на общественном интересе.

Хороший пример – цифровые ассистенты транспорта, предлагающие альтернативные маршруты передвижения с учетом «часа пик», загрузки видов транспорта, пробок и других осложнений. В развитых городах уже действуют «социальные алгоритмы» таких решений – от «удобных мне» до «экологически оправданных» (например, официальное приложение MBTA Boston предлагает такие варианты). Среди 800 000 жителей, охваченных маршрутами MBTA, сервисным приложением пользуются более 40%; 91% водителей используют навигационные сервисы в смартфонах. Как показало исследование, проведенное Google в 2014 году по заказу мэрии Бостона, совокупный эффект от перераспределения транспортных потоков на основании информации реального времени значительно уменьшил «пустой прогон» общественного транспорта  – с 2010 года на 45% (время стояния в пробках с включенным двигателем); большинство частных водителей оценили эффект от использования навигатора, как положительно влияющий на общий расход топлива.

Современный человек все больше втягивается в игру постмодернистской рефлексии (соответствуют ли мои впечатления тому, как впечатляются другие?). Сознательно или бессознательно, мы наблюдаем за оценками других пользователей социальных сетей в отношении вкусов, мест, объектов, вещей, сервисов – через системы рейтингов, рекомендаций, например. В применении к «собственному», знакомому пространству это особенно заметно – вам не может быть безразлично отрицательное отношение чужака к вашему любимому местному кафе или бессмысленное восхваление сетевого заведения, в которое, как вы знаете, никто из «местных» не ходит.

«Пользователь города», оснащенный мобильным устройством с возможностями навигации, геопозионирования, получения push-контента, создания и просмотра фотографий и видео – уже давно (5-10 лет) воспринимает его как совокупность физической реальности, данной ему в пяти чувствах, и дополненной реальности, которая приходит из гаджета – будь то карта, фотографии других людей, Google Street View или местная реклама в социальных сетях, появившаяся в результате анализа гео-тэга.

Будущее развитие когнитивных дисциплин и понимания бессознательной коммуникации, вполне возможно, позволят управлять «поведением городской среды», равно как и наблюдать за поведением и отношением к ней горожан с помощью все менее заметных или понятных приемов, с помощью анализа больших данных, не полагаясь на реакцию/рефлексию сознания, поведенческие и нравственные паттерны, а используя статистические модели, биологические и когнитивные механизмы как отдельной личности, так и устойчивых социальных групп. Вполне можно вообразить себе специализированных «городских ботов», которых можно будет нанимать в качестве экскурсоводов или гидов по шоппингу (при этом они заранее будут знать ваши предпочтения на основе анализа вашего профиля в социальных сетях, будут осведомлены об интересах друзей, будут понимать, как вам объяснять незнакомый город через сравнение его со знакомым вам и т.д.).

Отличие такой модели от осужденной выше манипулятивной (работающей через медиа-эффекты) состоит в том, что она основана на обратной связи, на учете реальных, разнообразных, меняющихся потребностей. В ней тоже легко увидеть «большого брата», хотя, скорее, это «большая старшая сестра», которая следит, где бы постелить соломку, где бы накормить и спать уложить – ненавязчиво и по-дружески, с учетом многолетнего «опыта совместной жизни».

ИТОГ

Медиа сильно влияют на повседневные практики горожан. Другое дело, что необходимо разделить, как говорила Алиса в стране чудес, «кажимость» влияния, «временность влияния» и действительно долгосрочное социально-антропологическое воздействие на городскую среду и горожан.

Города – как особые социальные центры, в которых происходило и будет происходить дальнейшее развитие цивилизации, не могут обойтись без информационной системы. И информационная система общества не может обойтись без городов – именно там происходит большинство событий, там находится и власть, и общество.

Футуристы, видя сложности глобализации – сравнимые, наверное, только с теми, которые испытывала Европа в годы расцвета Средневековья, – любят обращаться к примеру Ганзейского Союза. Города Ганзы располагались в самых разных странах и принадлежали к самым разным культурам – от Великого Новгорода до Лондона, от Брюгге до Риги, от Гданьска до норвежского Тромсе. Это не мешало им торговать, обмениваться науками и искусствами, вмешиваться в бурные споры феодальной политики – и тащить вперед континент, к тому будущему, которое нас сегодня окружает. «Новый ганзейский союз», каким он видится мыслителям вроде Ричарда Флориды, если возникнет, будет между такими городами, которые создали и развили среду, где медиа и коммуникации намного превосходят окружающие их страны. (Не говоря уже и всем остальном, что определяет город).

Но город будущего – это не только материальная и информационная среда, но прежде всего люди, горожане, которые эту среду и создают, прямо и опосредованно. Как и любой срез современного общества, городская среда является манифестацией разнообразия, переменчивости, динамизма. Можно сколько угодно рисовать себе образы антиутопии – социальной, технологической, даже военной – однако тысячелетия развития человечества показывают, что пока оно справлялось с экзистенциальными вызовами. Тренд урбанизации, который продолжается, и по мнению всех глобальных экономических организаций (ООН, Всемирный Банк, Международный Валютный Фонд, ОЭСР) приводит людей в растущие города Азии и Африки, в стагнирующие европейские центры, в российские миллионники не только потому, что там есть работа, городские сервисы и услуги, но и потому, что города являются наиболее совершенным в своей изменчивости форматом мета-общества. Сама природа «тесного общежития» принуждает его жителей принимать изменения, обсуждать их, поддерживать или протестовать. В этом суетном диалоге рождается медиа-коммуникация города, среда-посредник, способная учесть меняющиеся интересы, вкусы, разнообразие. И именно в этом – будущее.

^[1] Газета — не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но также и коллективный организатор – Ленин В.И. «С чего начать», 1901, Искра